Пусть нас простят за нашу откровенность
В словах о женщинах своих,
За нашу страсть, за нашу ревность,
За недоверье к письмам их.
Да, мы жестоко говорили,
Собравшись на ночь в блиндаже,
О тех, которых мы любили
И год не видели уже.
Да, мы судили их поступки
Так, что захватывало дух.
Да, мы толкли как воду в ступке
До нас дошедший грязный слух.
И мы, сходя с ума в разлуке,
В тревожный предрассветный час
Вслух вспоминали эти руки,
Когда-то мучившие нас.
Названья ласковые, птичьи,
На ум не шли нам вдалеке.
Мы тосковали по-мужичьи,
На грубом нашем языке,
О белом полотне постели,
А верхней вздернутой губе,
О гнущемся и тонком теле,
На пытку отданном тебе,
О нежной и прохладной коже
И о лице с горящим ртом,
О яростной последней дрожи
И об усталости потом.
Нет, я не каюсь, что руками,
Губами, телом встречи ждал.
И пусть в меня тот бросит камень,
Кто так, как я, не тосковал.
И если все ж такой найдется,
От нашей грубости храним,
Той, что с войны его дождется,
Я не завидую, бог с ним.
Константин Симонов
Комментариев нет:
Отправить комментарий